Визит

И тут же понял, что попал впросак,
Произошла, увы, немая сцена,
Ее отец глядел на меня так,
Как будто я был ящер миоцена

И он, прищурив тускло правый глаз,
Которым уже видел еле-еле,
Спросил: ” А что за празднество у нас?”
И я нашелся: “ Первое апреля!”

Простите, мол, за шутку, виноват,
И водку унесу назад с собою,
Но папа всполошился: “ Нут уж, брат!
Уж коль принес, давай сюда, открою”.

Схватив бутылку опытной рукой,
Разлил он всем по стопкам, сколько было.
Я поразился точности такой,
А бабушка побольше попросила.

Все долго не могли придумать тост,
И я нашелся: “ Чтоб никто не умер!”
Отец вздохнул: “ Да ты, сынок, не прост!”
Но выпили под этот черный юмор.

Покушали, и папа загрустил.
Его я понял, ведь еды навалом,
Видать, жалел, что бабушке налил,
А у меня осталось полбокала.

И он ненатурально так зевнул,
Придвинулся с речами о погоде,
Голодным левым на бокал сверкнул,
Схватил и выпил, ненароком вроде.

Но разговор не клеился совсем,
А бабушка вдруг сильно охмелела,
Хватило рюмки ей и назло всем,
Она одна счастливая сидела .

Папаша, пригорюнившись, молчал,
Уныло ковыряя шницель вилкой.
И я еще немного поскучал,
И вновь нашелся: “ Есть еще бутылка!”

Опять немая сцена, но теперь
Он онемел, ушам своим не верит.
Я для него давно уже не зверь,
Лишь мама прошептала тихо: “ Звери!”

А девушка меня толкнула в бок
И злобно процедила: “ Милый, хватит!”
Я возразил: “ Мы пьем пшеничный сок.
А ты веди бабулю до кровати.”

Мы полбутылки выпили с отцом,
Расхваливал он все свою Марину,
И фамильярно звал меня юнцом,
И вдруг спросил, имею ли машину.

Любых вопросов  ждал я от него,
Но тут меня он крепко озадачил.
Сказать ему, что нету ничего:
Ни хаты, ни машины и ни дачи.

Но я ему соврал: “ Валюта есть.
Но, вот хочу спросить, вам лучше видно
“Тойоту” мне купить иль “Мерседес”,
Чтоб за Марину было вам не стыдно.

Ведь знаю я, вы автомобилист,
По-моему, с большим каким-то стажем.
Так подскажите, как специалист.
Я, кстати, “лимузин “ ваш видел даже.

Стоит он во дворе на кирпичах,
И сделан он, как будто, в Запорожье.
Тут папа посмурнел и как-то счах,
И отвернулся с недовольной рожей.

Тогда наполнил я его бокал
И предложил: “ Давайте мировую!’
Вопросов больше он не задавал,
Лишь рюмку только взял себе большую.

Когда уже домой я уходил,
Марина меня пьяницей назвала,
А папа меня снова пригласил,
А бабушка меня поцеловала.

Вот, в дом какой однажды я попал.
И поделом мне, думал бы сначала,
Но больше я туда не приезжал,
Чтоб бабушка меня не целовала.

24-25 июля 1991 г.